Жизнь на Топких Болотах всегда идёт своим чередом. Я видел эту местность, когда та была ещё спокойной, не омрачённой горестной магией Малефисенты.

Что для меня красота? Красота — это небо. Зачем мне что-то, если не будет возможности порхать в облаках. Если бы у меня отобрали крылья, то жизнь бы перестала быть полной.
Возможность летать — свобода.

Служба у Малефисенты не была для меня работой. Она стала самим существованием, и я уже не представляю себя в ином месте. Нельзя сказать, что эта женщина добрая, но она и не злая. Просто — живая. Никогда не понимал этого разделения на плохое и хорошее. Разве может быть только что-то одно? Всегда существует белая и чёрная полосы, ведь стечения обстоятельств бывают разными. А судьба-матушка закаляет характер.

Мне всегда было интересно, что случилось? Почему Малефисента стала такой? Зачем она прокляла Аврору? Ведь это просто девочка, которая ничего ещё не успела натворить.

Чистый сосуд.

Душа, у которой свой путь.

И как же мне не хотелось бы, чтобы у этого прекрасного ребёнка не засело зло внутри…

Как много вопросов, и на них нет ответов. Что сделал такого Стефан, что Малефисента просила следить за ним? Наверное, у птиц любопытство дано от природы. Я безумно хотел узнать правду. Но как это сделать? Кто может рассказать?

Малефисента.

Да, у нас неплохие отношения, но эта женщина слишком вспыльчива, чтобы теребить старые раны. Я даже не мог себе представить, какая реакция будет у "феи-крёстной". И пришлось принять решение... Я стал всё чаще улетать, всё больше слушать, ведь Аврора уже выросла, а в её жизни и так было предостаточно нянек. Да и той, кто её прокляла, можно доверять.

Было страшно видеть эти ужасные приготовления короля на войну против Топких Болот. Потихоньку король сходил с ума. Он мог часами разговаривать в тёмной комнате. Это было странно и страшно. Сюда редко кто приходил кроме Стефана, но я умею залетать в непроходимые места. Как же я боялся, что Малефисента узнает о моих "грязных делишках". Ведь так не хочется портить отношения, которые сложились хорошо. Я всё пытался соединить кусочки загадки в единую картину, но мне всё время чего-то недоставало.

Я маялся.

И всё больше хотел узнать другую Малефисенту…

Какая она была раньше? Ведь именно та, другая Малефисента, заставляет прежнюю смотреть на Аврору по-другому. Как же я надеялся, что однажды наступит время, когда женщина, что прокляла маленькое дитя, наконец поймёт, какую ошибку она совершила.

Ведь главное принять себя.

Вот, что значит истинное раскаяние. И я знал, что этот день когда-нибудь настанет. И молю, чтобы это не случилось слишком поздно, когда уже ничего нельзя исправить.

Существует ли любовь? Мне не ведомо это чувство. Но когда я смотрю на Аврору, то понимаю, что буду оберегать её всегда, чего бы мне это не стоило.

До последней капли крови.

Смог бы я отдать жизнь и ради Малефисенты? Да. Потому что эти люди дороги мне. Потому что я существую ради них. С ними моя жизнь обрела смысл. Но разве это любовь? Для птиц любовь приобретает иной смысл. Для нас — это защита потомства. Наверное, эти дамочки моя семья. Нет, я знаю это.

И нет никаких сомнений.

Я всегда поражался тому, что настроение Марифесенты отражалось в окружающей обстановке. Что это могло значить? Может, она не умеет скрывать эмоции? Или, быть может, эта женщина живёт в гармонии с природой? В её руках сама жизнь. Она — властительница Топних Болот. Боялся ли я чего-нибудь в жизни? Да, потерять крылья — вот, что стало для меня бы погибелью. Трепещу ли, когда понимаю, что мы не бессмертны? Да, ведь всё живое прислушивается к своему чувству самосохранения. Но страшна та смерь, которая происходит не от старости, а по глупости: ты забит палками или загрызен зубами бешеных псов.

Но в одном я уверен — всегда стоит бороться до последнего.

Сейчас осень. Что такое осень? Это отмирание, заготовки к следующему году.

Изменения…

Нравилось ли мне, когда всё вокруг готовится ко сну? Я люблю закаты и восходы солнца. Смотреть, как томное солнце тонет в розовом отблеске лучей, купается в пушистых облаках. И наблюдать эти перемены вместе…

Вместе с Малефисентой….

Ведь именно в эти минуты всё становится неважным, в душе царит спокойствие и у меня, и у "феи крёстной". Кажется, что умиротворение зарождается хоть и ненадолго, но это мнимое спокойствие необходимо — без него всё разрушается. Когда мир трещит по швам, нужно что-то, чтобы его спасти. Чтобы зашить. Залатать. Но когда заплаток становится слишком много, а иголка превращается в оружие уничтожения, то миру нужна чья-то добрая рука… Но чья? Кто может знать?

Всё так сложно.

И вот она идёт, храня в себе тайну. Женщина — загадка. Женщина — мечта. Я научился понимать её, замечать изменения в настроении. Когда она приходит, то что-то щёлкает внутри меня. Так зародилось что-то в сердце, когда я впервые увидел Аврору. Но сегодня меня терзает дурное предчувствие... Малефисента зла, не на других, а на <i>... Да, на тебя Диаваль.</i> Её голос, словно лезвием по коже...

И кровь нельзя остановить…

— Диаваль, — Малифисента сегодня в лиловом, китовый корсет стройнит её талию, а на ногах серебряные туфельки, — до меня доходят слухи, что на Болотах кто-то разнюхивает.

Эта женщина слишком хорошо меня знает, но я всё равно таю надежду, что это сыграет мне на руку. Она выписывает своими изящными пальчиками замысловатую фигуру, и я чувствую, как мощная сила превращает меня в человека. Теперь во мне нет удивления, но раньше... Раньше было по-другому… И единственное, что осталось таким же неизменным — моё старание удержать в себе нахлынувшие чувства. Раньше я не знал о них, то теперь… Теперь я почти человек. Ах, как смеялась Малефисента, когда я просил её сотворить для меня одежду и не простую, а такую, как описал.

Я вижу, как она напряжена, как на её тонкой шее пульсирует венка.

— Диаваль,— два зелёных изумруда смотрят, не отрываясь, и я вздрагиваю, чтобы не отвернуться, словно от пощёчины. — Ты что-нибудь слышал об этом?

Собираю всю волю в кулак, чтобы дать ответ.

— Всегда найдутся смельчаки, моя королева. Такие же, как и я, посвятившие всю свою жизнь вашей милости.

Мне не стыдно и не страшно. Я горд. Я вольная птица, но я служу этой женщине, потому что благодарен, потому что она — это я, часть меня и моя семья. Я не хочу оправдываться, я собираюсь пользоваться ситуацией, хотя с Малефисентой это невозможно. Мне больно смотреть на такую женщину. И я сожалею, что причиняю ей боль.
Но она сама себя ранит больше всех...

Я знал, что не оправдал доверие Малефисенты. Но я не чувствовал раскаяния, мне не хотелось опускать голову. Да и гордиться здесь, в общем-то, нечем. Я знал, что не мог поступить иначе. Нет. Мог, но не хотел. Многие верят, что будь у них шанс что-то исправить, они бы обязательно им воспользовались. Я бы не стал. Не стал что-то менять. Я готов принимать последствия своих действий. Жалость — ужасное чувство, оно порождает в человеке слабость. Можно жалеть других, но не себя. Когда тебя охватывает жалость, ты перестаёшь быть сильным, становишься ничтожеством. Других надо жалеть в душе и на расстоянии, потому что такое отношение к человеку может только навредить или разозлить. Малефисента была сильной женщиной, с печалью и болью в глазах. Я стремился стать ей опорой и забрать часть душевных терзаний. Она не была чиста, не была доброй, и её нельзя назвать идеальной.

Но ведь в мире нет ничего идеального, верно?

По-видимому, я не оправдал ожиданий. Но что поделать. Я вижу два тёмных омута и морщусь от боли, когда её ладонь хватает меня за подбородок, заставляя смотреть в глаза, заставляя нагнуться.

— Для меня? — спрашивает Малефисента, касаясь полоски шрама на щеке.

— А мне сказали, — она замолкает, и её пальцы начинают неторопливую игру с моими губами, — что ты задаёшь вопросы, которые запрещены, — и пауза между словами и игрой, — запрещены мной…

— Кто сказал? — спрашиваю.

Я не собираюсь врать или оправдываться, это может только разозлить. Не хочется думать ни о чём. Я знаю, меня сложно сломать, но то, что я не могу видеть небо, угнетает. И сейчас я думаю только о том, как прекрасно порхать в облаках. О том, что Аврора — это радуга, а Малефисента — небо, от которого зависит моя жизнь.
Я ничто, если его нет.

— Ты никогда не замечала, что небо прекрасно, — слова приходят из неоткуда, вот так просто — приходят.

И знаю, что "крёстная фея" должна согласиться с этим. Мне не плохо и не страшно, потому что я давно вручил свою жизнь этой женщине. Только ей и больше никому. И лишь ей позволено её забрать. Я улыбаюсь, потому что нет ничего лучшего на свете этой правды.

Я хочу смотреть Малефисенте в глаза, чтобы она видела, что я до сих пор предан ей. И она всё ещё может на меня положиться — так будет всегда. Но я знаю, что лучше не делать резких движений, нужно выжидать. Скоро ярость пройдёт, и тогда она начнёт думать трезво, а пока... Я всегда представлял, какие крылья росли за её плечами. Они чёрные, как угольная смоль, и большие… Большие, потому что в тёмном уголке дворца Короля Стефана стоит большая клетка. Не ворон — чёрный лебедь, вот что я увидел за стальными прутьями. Что бы было бы со мной, если бы у меня отобрали крылья? Не знаю. Я бы был зол на вора, на близких, на весь мир…

На себя…

Где-то в глубине души я понимал Малефисенту. Мне хочется кричать: "Я понимаю!"

Хочется, но я молчу.

Как хорошо, что у птиц хороший слух…

— Нет больше этой девчонки... — «фея» печально произносит, словно сожалеет об этом.

Да, но внутри тебя она ещё жива. Ты это знаешь, но не хочешь открыть эту сторону себя, ведь очень давно ты заперла её в самый тёмный уголок своей души.  И мне хочется тебе напомнить…

Хочется, но не напоминаю.

И только голос Малефисенты разрушает тишину, которую таит природа. Она тоже наблюдает за нами. Женщина злится. Я чувствую, что она на грани, но даже сейчас я не боюсь. Где же твоё чувство самосохранения, Диаваль? Знаю, что не стоит кричать о преданности, ведь нельзя доказывать её на словах — только на действиях, только поступками. Мощная сила отбрасывает меня на другую сторону берега. Я лечу... падаю, и меня пронзает боль. Морщусь от неё, пытаюсь сдержать стон, но не получается. Сломаны рёбра, быть может, рука... Я нахожу в себе силы задрать голову и осознаю, что небо — лишь фон, оттеняющий величие этой женщины. Трезубцы её короны касаются самих облаков, а глаза — зелёное стекло, в обрамлении густых ресниц.

Она произносит страшное слово "предатель", и я отчаянно пытаюсь говорить.

— Я видел их, я видел твои крылья, — хриплю я.

Всё, больше не буду говорить, как же больно, но главное сейчас не лишиться чувств.

— Тогда почему они ещё не со мной, Диаваль?

Слова её — солевая пудра на свежих ранах.

Я чувствую, как посох Малефисенты оставляет трещину в моей ключице. Вою от боли, сцепив зубы, хотя изо всех сил старался сдерживаться. Я просто хочу, чтобы она знала, что её крылья всё ещё живы. Их никто не сжёг, и они всегда бьются в попытке вырваться наружу и вернуться к хозяйке. И сегодня я не молчу, потому что могу умереть…Я знал, что мои слова лишь разбередят старую рану — больную тему, которую нельзя поднимать. Но по-другому я просто не мог.

Боль… Она везде…

Я стискиваю зубы, в попытке не прикусить язык.

<i>Главное не потерять сознание... </i>

Как же зла Малефисента, и в доказательство волна магии отбрасывает меня в воду. В глазах плывёт картина мира. Но я нахожу себе силы открыть их и найти расплывчатый силуэт женщины. В голове гудит, но фраза, брошенная "феей крёстной" ясно долетает до моих ушей. Почему? Не принёс? Хочется усмехнуться, но всё болит, и улыбка так и не тронула моих губ.

Что ответить?

Как же всё абсурдно. Пытаюсь подняться, но снова падаю, прижимаюсь к земле. Устраиваюсь так, чтобы можно было видеть небо. Если и умирать, то только когда смотришь, как туманы облаков неторопливо скользят по синей глади неба.

Вдох... Выдох... Вдох... Кашель...

Молчу, не потому что не могу говорить, а из-за того что это не имеет смысла. <i>Как ты себе это представляешь, Малефисента?</i> Разве ты не понимаешь, что это невозможно? Разве... Конечно, ты понимаешь, просто ты ослеплена яростью, а я не хочу оправдываться. Скоро я буду свободен. Но, наверное, такая свобода мне не нужна. Что самое ужасное? Когда человеком движет неконтролируемый гнев, и достаточно спички, чтобы вспыхнуло пламя… Интересно, я такой же? Не знаю, но Малефисента определено такая… И мне её жаль. Но моя жалость не погубит эту женщину, потому что я не хочу ей навредить.

Говорят, что мы не замечаем, как делаем больно тем, кто нам дорог. Почему так происходит? Потому что ждём от них большего, чем они могут дать, думаем, что они обязаны угадывать наши желания, когда это так необходимо.

Боль — странная штука. Резкая боль — самая чувствительная, но когда она повсюду, то уже становиться не важным, где очаг. Хочется прекратить эту боль. Это как песочные часы: песчинки падают, а ты не можешь остановить, словно у тебя связаны руки. И ты готов на всё, чтобы это остановить, но нет сил.

Всё тело неподконтрольно. И уже не хочется думать о небе, которое всегда было моим смыслом. С моих губ срывается стон — единственное, на что я сейчас способен. Нет сил даже для бесполезных слёз.

Всё плывёт перед глазами, размывается и становится мутным пятном. Мысли путаются…

Синева неба…

Где-то тихо щебечут птицы, где-то далеко, потому что никто не посмеет шуметь вблизи Малефисенты. Или мне чудятся их печальные ноты?

В ушах шумит. Чувствую, что отключаюсь… Мне осталось немного… Ничего не хочется. Просто считаю секунды: раз, два, три… Неужели это всё? Я же птица! Я должен погибнуть в небе, в полёте, как до меня умирали мои предки. И чувство досады переполняет меня. Нет, я ещё так молод… Хотя, конечно, для птицы я живу достаточно, но… Почему всё происходит не так, как мы хотим? Почему мы не можем узнать последствия наших действий? Почему даже сейчас я думаю, что сделал всё правильно. Нет, даже не так…

Я не жалею.

Разве я был плохой птицей? Смешно. Кажется, я решил покаяться. О нет, так дело не пойдёт…

И тут вдруг что-то меняется. Меня окутывает волна магии, но не с целью причинить зло, а с добрыми намерениями. И почему так тепло становится на душе? Малефисента… Знал ли я? Нет. Надеялся? Да. Мы всегда надеемся на лучшее. Всегда хочется видеть лучшее в людях, которые нам дороги. Какие же мы глупые с тобой Малефисента… И я не знаю откуда берутся силы, но на моём лице появляется какая-то глупая улыбка… Мы сильные, но такие дураки. Почему даже самые умные люди, становиться слабаками перед лицом собственных бед? Почему истину нельзя познать заранее? Почему страдания и боль дают ответы на вопросы, о которых мы так сильно пытались забыть? А ведь они имели смысл…

— Мои крылья — это ты, — и на её лице проступает сожаление.

Как-то тепло становится на душе. Хотя ощущения, когда кости вновь сращиваются, не самые приятные. Ведь добрая магия — самая лучшая, и слова здесь лишние. Ведь есть такая связь, когда всё понятно и без слов. Глаза… Только они говорят правду. И я умею читать по глазам. В горле пересохло. Пытаюсь его прочистить. Закашливаюсь, долго и протяжно. Лежу на земле — не хочется вставать. И замечаю, что вокруг всё становится милее. Природа улыбается, потому что теперь у Малефисенты другое настроение. Как же это прекрасно. Поднимаю глаза к небу и вижу, как игривые облака пляшут по бескрайнему полю синевы.

Когда меня перестаёт согревать магия, я чувствую, как топот каблуков удаляются. Малефисента уходит. И нет времени любоваться небом. Я не злюсь. Я спокоен, будто ничего и не происходило.

В этом весь я.

В этом вся "фея крёстная".

В этом все мы…

Хотя существует ли "мы"? Наверное, да, чем нет. Ведь мы всегда вместе. Мы больше, чем никто... Но кто мы? Друзья? Существует ли такая дружба на самом деле? Ведь люди не могут сохранять верность друг другу. Но я не человек.

Я могу.

Я — ворон, и у нас своё понятие о доверии. И кукушка, которая покидает своих детёнышей сразу после откладки, доверяет им по-своему.

Не думая ни о чём, поднимаюсь. Наверное, слишком резко — слегка кружится голова. «Мои крылья — это ты». И снова улыбаюсь как последний глупец.
"А ты — моя радость", — думаю.

Я всегда буду рядом, даже если ты не захочешь этого. И только тебе решать награда это или наказание. Ступаю след в след. Я — твоя тень.

А как же иначе?

Я доверяю тебе, потому что доверие — это основа наших жизней. Моей и твоей. Когда ты доверяешь и не требуешь ничего взамен. Отбрасываешь лишнее, и просто даёшь второй шанс. И я смотрел, как Малефисента даёт второй шанс и мне...

Она тянет за кончик ленты, что извилистой змеёй охватывали два колдовских рога, и разбирает простой головной убор, позволяя волосам упасть на плечи. Распутывает тугую шнуровку корсета, сбрасывает туфли, а я лишь замечаю два безобразных огрызка, что прятались за дорогим шёлком её платья.

И я не смел испытывать жалость.

Жалость — это отвратительно.

А "фея крёстная" из тех, кто заглушает жалость гневом. Что ж, если это помогает, то пусть злится.

Но сейчас всё по-другому. Я поймал себя на мысли, что мой взгляд то и дело блуждает по месту, где когда-то были её крылья. И меня охватывает дрожь. Малефисента погружается в воду — и нет сильнее женщины на свете.

А я и не сомневался.

Моё сердце сжимается... Я думаю, каким же нужно быть жестоким, чтобы сотворить такое с Малефисентой. Думаю, ради чего он это сделал. Ищу спасение в небе, но даже это не может отвлечь меня. И я всё равно вижу перед глазами два обрубка, хотя женщина уже ушла по самые ключицы в воду. И мне кажется, что ничто на свете не сможет помочь мне это забыть. Это останется со мною на всегда.

До последних дней.

Почему для меня стало это таким потрясением? Потому что я птица. У меня есть крылья. И может поэтому я так не люблю подолгу пребывать в другом облике.

И я благодарю природу за понимание, за тишину.

Но небо темнеет и я вспоминаю о другом — о предательстве, что оглушило, как громкая пощёчина. А ведь это именно оно. Я в этом уверен. Враг обманывает, подставляет, не предаёт...

Предать способен лишь друг.*

Вот почему король Стефан всё время так бдителен, осторожен. Ведь предатель всегда привык подозревать других.

— Это сделал он? Он отрезал их? — губы сами произнесли то, что постоянно крутилось на уме.

"Какую выгоду этот мужчина получил?" — вновь спрашиваю я у себя. И несмотря на то, что я сейчас в облике человека, я чувствую как пульсирует то место, где у меня крылья, когда я в облике птицы. Всё это, конечно, происходит больше подсознательно. Их сейчас нет, и эти ощущения идут из головы.

— Когда я очнулась, то место, где они были, горело огнём, — Малефисента начинает свой рассказ, её глаза прикрыты, а рука тянется к лопатке. — Наверное, их срезали цепью. Достаточно провести и...

Голос подводит её, но она находит в себе силы спросить:

— Диаваль, ты веришь в любовь?

Я задерживаю дыхание. Верю ли я? Я никогда не думал об этом. Да и вопрос этот скорее задан для неё, чем для меня. Но и я не знаю как ответить…

Всё, что я знаю — её губы, её глаза… Они сняться мне по ночам.

Руки, что путаются в моих перьях, вызывая дрожь… Которую не хочется унимать.

Её улыбки, иногда грустные, иногда нежные… И мне хочется их защищать.

Её горе… Два лебедя, в объятиях стальной сети.

И моя тайна — я вижу, как король стоит на коленях, запрокидывает голову, умоляя пощадить… И просыпаюсь…

Ведь я — её крылья.

А она — моя радость.

— Возможно… — я смотрю не на неё, в сторону, — возможно, магия знает больше нас. Возможно, любовь существует, раз твоё проклятье вступило в силу. Возможно, она — лекарство от зла.

Боюсь задеть. Вздыхаю.

Продолжаю:

— Даже зла, которое в сердце.

Я знаю, что ты уже привязалась к Авроре.

— Нам нужно верить в это. Любовь — она разная.

И мои слова заставляют меня задуматься. Что же у нас с тобой Малефисента дружба или любовь? Ведь она существуют, правда? И мне хочется в это верить, потому что ты рядом. Я наблюдаю за тобой. И испытываю тебя… Себя… Нас.

Малефисента долго молчит, но потом произносит:

— Расскажи мне правду, Диаваль.

<i>Расскажешь мне про любовь, Диаваль.</i>
__________
* цитата неизвестного автора